Ксения Валерьевна Лученко Матушки. Жены священников о жизни и о себе. Что вы взяли из семьи родителей в свою? Часто ссорятся дети

“Матушки” Ксении Лученко. Жены священников о жизни и о себе

Матушки, как правило, отказываются от интервью, от всякого рода публичности, повседневная жизнь священнических семей тщательно охраняется от посторонних взглядов. Но Ксении Лученко, автору книги “Матушки: жены священников о жизни и о себе”, удалось раскрыть особенности жизни жен священников.

От теме: Их называют “матушками”, по аналогии с тем, как священников называют “батюшками”. Обычно семейная жизнь русского духовенства тщательно скрывается от постороннего взгляда. Жизненный опыт матушек — во многом опыт ежедневных жертв. Но проблемы у нас у всех общие. Как их преодолевают матушки, жены тех священников, к которым мы часто обращаемся за советом?

О героинях:

Светлана Соколова , матушка протоиерея Николая Соколова, член семьи Соколовых, знакомой многим православным: Наталья Николаевна Соколова, трагически погибший отец Федор Соколов и его брат епископ Сергий, церковный писатель Николай Евграфович Пестов — на протяжении всего XX века являли образцы служителей Церкви.


Олеся Николаева
, известная писательница, поэтесса. Произведения матушки Олеси переведены на 6 языков. Рекомендацию в Союз Писателей Олесе Александровне давал Булат Окуджава. В 2012 году награждена Патриархом Кириллом Патриаршей литературной премией. Олеся Николаева жена протоиерея Владимира Вигилянского, который происходит из старинного священнического рода, известного с XIX века.

Наталия Бреева жена протоиерея Георгия Бреева, духовника Московской епархии, одного из старейших клириков Москвы. Матушка Наталия происходит из старинного православного рода, ее семья всегда сохраняла патриархальные традиции предков. Так, долго в ее роду было правило: по воскресеньям накрывать столы и угощать всех бедных и страждущих. Эту традицию матушка Наталья поддерживает и сегодня. Мать, Анна Дмитриевна, пережила войну и страшную блокаду, в советское время сохранила твердую веру в Бога, которую и передала своим детям.

Воспоминания этих и многих других матушек, их семьи и вера образец уверенности в Божией милости и пример твердого следования Евангельским заповедям.

От автора:

Признаюсь, с матушками было трудно договориться об интервью. Они внимательно следят за впечатлением, которое они производят, ведь по ним судят и об их муже, и о приходе, на котором муж служит. Их жизненный опыт – во многом опыт ежедневных жертв и компромиссов, с одной стороны, и постоянного творческого переосмысления семейных традиций – с другой. Кто-то готов часами делиться этим опытом, другие – лишь пунктиром намечают главное. Поэтому тексты очень неоднородны: каждый отражает характер и личную философию героини.

Чтение этих историй помогает разрушить стереотипы. Нет идеальных православных семей. Есть очень разные реальные семьи, каждая – отдельный живой организм. Впрочем, книга и не о семье как таковой. Она о судьбах, о преемстве поколений – в семье и в Церкви.

А началось все с идеи делать программу, похожую на “Пока все дома” только в православных семьях, в семьях священников. Но с этой идеей не сложилось, нам просто стало жалко редактора, который будет обзванивать батюшек, матушек и получать бесконечные отказы. Но мне хотелось показать живую жизнь церкви, мне казалось – люди ждали такого рассказа. Мне всегда обидно представлять, что уходят люди, уходит эпоха, а у нас может ничего не остаться.

Немного личных впечатлений о книге

Матушка Ольга (Ольга Юревич)

О книге: Разные матушки — значит, разные у нас в Церкви батюшки. А разные и такие замечательные батюшки — значит, у нас Церковь как семья. У меня семеро детей, и все семь — разные, особенные. Если бы было у нас в Церкви все похоже, одинаково, это было бы ужасно!

О служении: Однажды я пришла на службу с детьми, постарше рядом стоят, самая маленькая на руках. Служили мы тогда в бывшем свинарнике, храма у нас не было. И в общем не заметила я как лялечка стала дергать ручник на иконе и икона покосилась. Бабушка, стоявшая рядом сказала: “Что ты тут безобразничаешь, выйди из храма”. Вышла я из храма, подошла к забору и заплакала. Батюшке говорю: “Это было так страшно – из моего храма меня да выгнали”. Думала приголубит, пожалеет. А он говорит: “Из чьего храма? Из твоего? Это храм Божий, а ты в нем только служить можешь”.

Отец Андрей Юревич выступал как батюшка и как муж:

Матушка, конечно, в моей жизни как батюшки и как человека очень большую роль играет. Причем, как-то это она это незаметно делает. Как в старину, помните, всегда же говорили царь-батюшка и царица-матушка. Царица – это такой ход к царю, хороший. Царица-то добрая, а царь строгий. Так что когда “попечаловаться” надо – тогда к ней ходили. Так и матушка по жизни несет служение.

Матушка Ольга Юревич, ” Тогда уж являйся и мне!” (фрагмент из книги)

Я москвичка. У мамы с папой одна. Они у меня инженеры, и старались дать единственной дочке все самое лучшее, что только могли. Я всю жизнь мечтала о братьях и сестрах, но так и осталась единственной, потому родительскую заботу делить мне было не с кем. Так и вышло: закончила московскую немецкую спецшколу, художественную школу, на пианино меня научили играть. Потом поступила в Архитектурный институт. Жизнь была насыщенная и вполне светская. С батюшкой я познакомилась еще до института на подготовительных курсах. Мы, вообще, очень рано поженились: ему было 19 лет, а мне только-только 20 исполнилось.

Читать еще:  Вязание ковриков для пола крючком 11 вариантов. Вязание крючком круглых ковриков: схемы, описание работы

В начале 80-х годов решили уехать, куда глаза глядят. А глаза у нас особо никуда не глядели, потому что мы были москвичи и вообще не знали, есть жизнь за МКАДом или нет. Батюшка любил рассказывать, что родился в Сибири, говорил: “я сибиряк”. Он меня как раз этим покорил, когда мы познакомились. Я чуть не упала: в Москве сибиряк! А потом оказалось, его папа был там на практике после медицинского института, вот он там и родился, а в 4 месяца его из Сибири вывезли. Вот такой сибиряк. Ничего не помнит. И мы написали друзьям его отца, они ответили: нужны архитекторы — приезжайте. И мы раз — и поехали. Буквально за месяц собрались и так оказались в Сибири. Лесосибирск тогда был молодой город, мы его даже не смогли найти на карте. Только знали, что где-то севернее Красноярска.

В Сибири батюшка стал главным архитектором города, я вторым и последним. Нам нравилось: мы были молоды, простор для творчества широкий, потому что архитекторов в Сибири очень мало. Года четыре мы отмокали от столичной шелухи и совершенно не думали ни о Боге, ни о вере.

И все в нашей жизни было так, как нам хотелось. Все устоялось, и было хорошо: и любовь, и детки, и домик. Мы переехали из пятиэтажки в деревянный дом: 2 комнатки и кухня, и огородик вокруг. Все-все наши мечты исполнились. И тут нам стало как-то не по себе. Мы почувствовали, что все хорошо, а что-то плохо. Но что? В душе плохо, чего-то не хватает. Как в Сибири говорят, “нехватат”.

Помню, на Пасху я испекла кулич. И батюшка сказал, что надо его освятить. У нас в городе церкви никогда не было, даже до революции в этом месте была разбойничья деревня. И мы поехали в Енисейск и увидели там отца Геннадия Фаста. И мы с ним разговорились, но о вере особенно не говорили. О Льве Толстом, о Горьком, я помню, говорили, в общем, о том, что нам интересно было. Мы, если честно, скучали там по интеллектуальным разговорам, люди там попроще немножечко. А отец Геннадий нас поразил, потому что у нас было очень такое репинское представление, что поп должен быть с красным носом, с налитыми кровью глазами, жирный. А тут отец Геннадий, такой эрудит. Он — физик по образованию. В Томске он закончил университет, а потом аспирантуру, но защититься не успел, где-то на последних годах аспирантуры его выгнали за веру. Мы были поражены, что человек верующий, может быть таким интересным и развитым.

После этой беседы целый год мы мечтали о следующей Пасхе, о встрече с этим священником, о беседе с ним. И через год опять на Пасху (я была беременна третьим ребеночком) мы поехали уже с четкими планами позвать его в гости и как следует дружить. Позвали, он приехал с матушкой. И мой батюшка вцепился в отца Геннадия, а я вцепилась в матушку. Потому что увидела женщину, какой раньше нигде ее не встречала. Я была потрясена, это был взгляд в другой мир. И когда они уехали, я укладывала детей спать, они и говорят: “Мама, ты слышишь, как у нас в доме тихо?”. Я говорю: “Как это тихо?”. Они мне в ответ: “Ну, послушай”. И вдруг я поняла, что у нас в доме какая-то атмосфера не такая, какая была. Это было удивительно. Потом-то я это поняла, а тогда была ошарашена. И батюшка буквально на следующий день уехал в Москву с подаренной отцом Геннадием Фастом маленькой книжечкой Евангелие от Иоанна. Уехал и возвратился через пару недель — месяц, я точно не помню, уже верующим человеком. Это было явное рождение свыше.

Наверное, мы все пережили момент рождения свыше, когда ты на самом деле немножко выпадаешь из жизни, из практики, немножко блаженным становишься, совсем невменяемым. Вот он немножко такой и был. То есть с ним даже невозможно было поругаться, он не ругался. Одна, удрученная, я решительно пошла к этим иконам (я помню, что я была совершенно неверующая) и даже не со злостью, а с каким-то отчаянием уже, сказала: “Знаешь, Господи, если Ты есть, то давай, являйся и мне. Что такое, в конце концов?! У нас все было хорошо, была семья, а теперь я брошенная, и у нас все плохо. Раз так, тогда давай являйся и мне!” И вот я не помню, в какой момент, не то, что я прям сразу засветилась и крылья у меня выросли, не было этого, но очень быстро я уверовала. Я когда батюшке через год об этом рассказывала, как я уверовала, он говорит: “Как ты могла так нагло к Господу!”Я говорю: “Так получилось. Я в Него не верила, просто требовала. Я понимаю, что так нельзя”. А он говорит: “Знаешь, Господь к тебе как отнесся? Как к ребенку” . Когда ребенок иногда: “Мам, мам”, — м ы же его не гоним, говорим: “Что у тебя?”. Вот Он ко мне так отнесся. Не наказал, не щелкнул по носу, а дал такое счастье. Я очнулась верующей, и там дальше куда-то покатилось, полетело”.

Читать еще:  Тату икона божьей матери значение. Что значит татуировка спине. Значение татуировки Дева Мария на разных участках тела

На самом деле в глубине души каждая девочка мечтает не в короткой юбке подрыгаться, а именно принцессой нарядиться.

Ухаживая за ним, я поняла, как драгоценно наше общение с близкими, которое мы зачастую воспринимаем как нечто само собой разумеющееся.

Вот язык византийской, древнерусской иконописи надо уметь понимать. Надо знать какие-то вещи, как знаешь нотную грамоту или буквы, когда читаешь, академическое же письмо воздействует только эмоционально, а многие люди дальше эмоций не двигаются, и поэтому им очень важно это эмоциональное воздействие академической иконописи.

Вот язык византийской, древнерусской иконописи надо уметь понимать. Надо знать какие-то вещи, как знаешь нотную грамоту или буквы, когда читаешь, академическое же… Развернуть

Состояние влюбленности, которое переживается в первые моменты совместного существования – это самое сильное чувство, это такая вспышка, аванс на всю жизнь, это как рекламный ролик того, что могло бы быть, а потом начинается тернистый путь к тому, что должно бы быть.

Состояние влюбленности, которое переживается в первые моменты совместного существования – это самое сильное чувство, это такая вспышка, аванс на всю жизнь, это как… Развернуть

– Многие люди, и православные, и не православные, патологически не могут создать семью, хотя у них есть все данные, – из-за страха ошибиться.
– Это тоже, наверное, страсть.
– А что делать?
– Перестать думать и жить как живется. Мне кажется, чем больше люди размышляют, как правильно сделать, они тем самым очень сильно подключают свою волю, и тогда уже воля Божия не может действовать.

– Многие люди, и православные, и не православные, патологически не могут создать семью, хотя у них есть все данные, – из-за страха ошибиться.
– Это тоже, наверное,… Развернуть

И потому мне так трудно было, когда она собралась замуж. Всё на Илюшу своего смотрит. Я: «Катя, Катя», — а вижу только её косичку сзади. Растила, растила, была Катя, и всё, только спину я её вижу, только на Илью, как на солнце, смотрит. Как-то батюшка приходит, а я плачу. И он мне говорит: «Чего ты плачешь?» — «Да вот была дочка, и нет, как будто я её и не растила, как будто это не моя дочь». Он говорит: «Конечно, не твоя. А почему ты считаешь её своей?» Я говорю: «Как? Я её родила, я её воспитывала, я её люблю». Он говорит: «Это Божье дитя, Он дал тебе её, разрешил воспитать. А теперь отдай, Он её создал не для тебя, а для Ильи. Он разве для тебя её создавал?» Я говорю: «Нет, конечно, для мужа». — «Ну раз для мужа, так отдай».

И потому мне так трудно было, когда она собралась замуж. Всё на Илюшу своего смотрит. Я: «Катя, Катя», — а вижу только её косичку сзади. Растила, растила, была Катя, и… Развернуть

Матушки мои! Жены священников о жизни и о себе

Ксения Лученко
Сергей Чапнин

В книжных магазинах появился сборник рассказов “Матушки: жены священников о жизни и о себе”. Это первая в истории печати книга об одном из самых закрытых сословий, о женах священников. Ее составитель – известный журналист, кандидат филологических наук Ксения Лученко не один год работала над столь непростой темой, стараясь как можно бережнее подойти к предоставленной ей уникальной возможности. О матушках и их семьях, книге и ответственности журналиста перед своими героями Ксения рассказала Вестям.Ru.

– Ксения, я никогда не подумала, что ты станешь писать о матушках.

– Признаюсь, я не люблю гендерную тематику. Не люблю специальные женские резервации, созданные специально для слабого пола. Не читаю женских журналов. За тем разве исключением, если они попадутся мне где-нибудь в электричке. Я от этой тематики далека. Поэтому написание книги про матушек, жен священников, как про сословие — случайная для меня история.

Мне нравится жанр оral history. Я люблю читать мемуары, встречаться с людьми и слушать про их судьбы. Мне кажется, что именно обычные люди, бывшие свидетелями эпохи, и передают опыт от поколения к поколению. Поэтому мне всегда обидно представлять, что уходят люди, уходит эпоха, а у нас может ничего не остаться. Хочется хоть что-то сохранить, а мемуары пишут очень немногие, поэтому я часто беру интервью у пожилых людей. В этой книге пожилых матушек не так много, но, тем не менее, я исходила из желания зафиксировать время, эпоху, среду, круг людей – чтобы все это осталось. И мне показалось интересным поговорить именно с женщинами. Потому что батюшки сейчас выступают по телевизору, на радио – не редкость услышать священника. А вот посмотреть на уходящее через женский мир, через их историю, мне показалось необычным.

– Это именно оral history или love story? Удалось удержаться, не свалиться в личные драмы?

– Безусловно, в книге есть и глубоко личные, внутренние истории, иначе ее было бы неинтересно читать. Не скажу, что это откровения, потому что все мои героини – люди сдержанные, но их внутренний мир через их рассказы раскрывается. Но упор я делала не на привычное “что посоветуете”, хотя и об этом тоже можно прочесть – особенно в вопросах воспитания детей. Но в книге нет рецептов. Не только кулинарных, но и рецептов как жить. Потому что мне кажется, что жанр морализаторства должен существовать в специальной литературе.

Читать еще:  Что делать если жена предложила пожить отдельно. Жена запуталась и хочет побыть одна

– Моя мама (матушка с 36-летним стажем) во-первых всегда отказывается от интервью. А, во-вторых, она говорит, что может долго рассказывать, ничего не сказав при этом ни о себе, ни о нас. Тебе удалось войти, проникнуть в это закрытое сообщество?

– Я не почувствовала, что это сообщество. Да, эти семьи живут достаточно обособленно, они закрыты. Но сказать, что есть какое-то сообщество семей духовенства (что, кстати, для меня было открытием), я не могу. Все матушки вращаются в узком кругу, но это скорее семьи прихожан или старые друзья, с которыми они дружили еще до рукоположения мужей. Они, разумеется, не одиноки, у каждой, как у любого нормального человека, есть круг общения, близкие и друзья, знакомые. Но закрытого сообщества дружащих между собой семей духовенства нет.

– Трудно было уговорить героинь давать интервью?

– Кого как. Тех, кого трудно уговорить, я и не уговорила, человек 7 отказались и среди них были даже те, с кем я была прежде знакома. Отказались по разным причинам, но часто это происходило из честности: у них в биографии был факт или обстоятельство жизни, которое они считали для себя важным, порой определяющим, но не готовы были о нем рассказать публично. А врать или недоговаривать не хотели. А те, кто были готовы говорить откровенно, либо обходить такие моменты без ущерба для достоверности текста, соглашались.

Складывалось по-разному. Например, с матушкой Мариной Митрофановой мне помогала делать интервью прихожанка ее мужа Марина Лобанова. И мне даже не пришлось ее особо уговаривать, потому что на мысль взять у нее интервью меня натолкнул материал с ней (более краткий) в приходском журнале. И, прочитав его, я подумала, что те вещи, которые она там говорила, будет небесполезно повторить для более широкой аудитории.

Для кого-то сильной мотивацией было рассказать не о себе, а о родителях, о своем детстве, о времени, которое ушло. Это и матушки Наталья Бреева, Ольга Ганаба и Анастасия Сорокина. И для меня разговоры с ними — самые любимые тексты. С моей точки зрения тексты, повествующие о прошлом, куда интереснее и более ценные, потому что оно уже осмысленно, отрефлексировано, прожито как опыт. И тебе о нем рассказывают как о концепции. Современность предполагала разговор о детях, об отношении к воспитанию, семейных обстоятельствах, отношениях с прихожанами.

– Михаил Найман в предисловии к своей книги “Осень of Love”, в которой он рассказывает о себе и своих друзьях, написал “С момента, как берешься за перо, ты автоматически начинаешь предавать друзей”. У тебя не было такого ощущения, что ты выставляешь на всеобщее обозрение неподготовленных к такому событию людей?

– Во-первых, они, естественно, все свои тексты читали. Другое дело, что они не могли сравнить их с рассказом «соседки по книжке». Конечно, в этом есть некоторый риск, потому что людям, как правило, не нравится, например, собственный голос на диктофоне или как они выглядят по телевизору – точно так же кому-то из героинь мог показаться неадекватным ее образ, сложившийся в тексте. Но пока негативных отзывов от моих героинь я не слышала. Хотя они еще не все, как я понимаю, книгу полностью прочитали.

Насчет предательства… безусловно, есть некоторая неловкость, потому что ты несешь ответственность. Как журналист, как автор ты отвечаешь за человека, у которого берешь интервью. Он не обязан просчитывать нюансы, учитывать контекст. Кроме того, в тот момент, когда он тебе дает интервью, особенно не публичный человек, привыкший быть в тени, в закрытом сообществе, — это акт доверия. И хорошо в процессе работы над книжкой отстаивать их интересы, как адвокату – перед редакторами из издательства, перед фотографами и даже перед самим собой.

Книга “Матушки” могла иметь успех в каком-нибудь коммерческом светском издательстве, она не ориентирована на узкоправославную аудиторию, жанр «женские судьбы» сегодня популярен. Но я отдала ее в православное издательство – динамичное, молодежное, но православное — потому что его глава сам сын священника, и он прекрасно понимает все нюансы. Так что мы с ним долго обсуждали детали: макет, обложку, любые возможные вторжения в текст, чтобы максимально бережно отнестись к этим девяти женщинам, которые мне доверились.

– Ты поняла, что значит быть матушкой?

– У меня и до того не было особых иллюзий. Но жены священников ведь все разные. И, с одной стороны, конечно, их жизнь отличается. Но если задуматься – быть женой врача, полностью принадлежащего своим больным, который в любое время суток может сорваться и поехать на срочную операцию? Или женой военного, переезжающего из гарнизона в гарнизон, гражданского активиста, за которого ты постоянно боишься? Все сложно. Вообще сохранять семью сложно. Но я, кажется, ни у кого из них не спросила, как им это удалось.

– Матушки или попадьи… Логическую цепочку продолжат книги про поповичей и поповен, про самих священников?

– Возможно, это будет серия. Но концепция ее в стадии разработки, а я не очень люблю говорить о том, что еще не сделано. Потому что если что-то сорвется, потом надо будет всем все очень долго объяснять. Пока не буду загадывать вперед, но у нас есть идея на этом не останавливаться.

Книга Ксении Лученко “Матушки: жены священников о жизни и о себе” вышла в издательстве “Никея” и в ближайшее время поступит на прилавки всех книжных магазинов.

Источники:

http://cyrillitsa.ru/posts/929-matushki-ksenii-luchenko-zheny-svyaschennikov-o-zhizni-i-o-sebe.html
http://www.livelib.ru/book/1000564215/quotes-matushki-zheny-svyaschennikov-o-zhizni-i-o-sebe-kseniya-luchenko
http://www.vesti.ru/doc.html?id=904831&cid=520

Ссылка на основную публикацию
Статьи на тему: